Но тут заныла сама Маша, выпрашивая фигурный мармелад, который продавался только в одном ларьке на оптовке.

- Возьмите меня с собой, я посижу в машине, - упрашивала она Свету. – Пап, ну скажи ты ей!

Никита, которого от каждого ее «пап» бросало в легкий озноб, не мог ей отказать.

- Свет, да ладно тебе, - осторожно начал он. – Не будешь же ты теперь всю жизнь рядом с ней сидеть. Закроем ее в машине, Конрада тоже возьмем.

Маша благодарно ему улыбнулась и потерлась щекой об рукав. Света нахмурилась:

- Ты, Кит, поосторожнее! Она сядет тебе на шею и поедет, свесив ноги. А машину твою вскрыть – нефиг делать. Ладно, Муся, так и быть, будет тебе мармелад, - все же решилась она. – Останешься дома, а мы поедем на рынок. Постараемся побыстрее. Только учти, к двери не подходить, к телефону тоже. Все ушли на фронт! Нет, телефон я рядом с тобой поставлю, смотри на определитель. Бери трубку, только если мы звонить будем.

Тем не менее, Света нервничала и торопилась, не выбирала, а покупала первое попавшееся. Каждые десять минут вытаскивала из сумки сотовый и звонила домой, чтобы убедиться: там все в порядке. Никиту это начало раздражать. Ему казалось, что Света перегибает палку, но тут он вспомнил, как они бегали по дворам и подъездам, разыскивая Машу, и промолчал.

- Все, поехали домой! – скомандовала Света.

- А охотничьи колбаски?! – возмутился Никита. – А обезглавленный кальмар?

Она посмотрела на него, как на Лаврентия Виссарионовича Пиночета, и даже не удостоила ответом. Вздохнув, Никита подумал, что лучше не усугублять.

Всю дорогу домой Света молчала и теребила пояс плаща. Ее нервозность передалась и Никите, он вел машину резко, совсем не в своей обычной манере, и так же резко высказывался в адрес многочисленный «ездюков», которые буквально заполонили город.

Вот наконец и дом. Вытащив из лифта тяжеленные сумки, они подошли к своей двери. И тут…

- Стой! – Света схватила его за рукав. – Слышишь? – прошептала она.

Откуда-то доносился собачий вой, заунывный, с невероятными переливами, переходящий в короткие взлаивания. Он был точь в точь как тот, в Требнево, в ту ночь, когда умерла… когда убили Веронику.

- Это же Конрад! Господи, Машка!

Света стояла, вцепившись в ручку двери, ведущей к мусоропроводу. Ее лицо стало странно серым, совсем как плащ. Никита поставил сумку на пол и достал из кармана ключи.

- Кит, мне страшно!

- Что это?

Из-за двери донесся звонкий детский смех. Собака перестала выть. Вот Маша сказала что-то, какое-то короткое слово, и Конрад залился снова. Света глубоко вздохнула, взяла у Никиты ключи и открыла замок.

- Мам, пап, идите сюда скорее! – закричала из комнаты Маша, когда они вошли в прихожую. – Слушайте!

Конрад сидел на ковре, широко расставив передние лапы и преданно смотрел Маше прямо в рот.

- Пой! – приказала она.

Пес закрыл глаза, задрал голову и самозабвенно завыл, покачиваясь из стороны в сторону. При этом он переступал лапами, словно исполнял диковинный танец. Никита с недоумением посмотрел на Свету, потом на Машу.

- По телевизору был какой-то фильм старый, и там песню пели. И такие слова были в припеве: «Пой песню, пой!» Коня как услышал, так и начал выть. Только перестанет, а тут опять припев. Ну, он опять воет. А потом я уже ему говорю: «Пой!». Он и поет. Здорово, да? Мам, а откуда он этому научился?

- Ну да, конечно! – кивнула головой Света. – Теперь я вспомнила. Это дядя Паша, Димин отец, его научил. Давным давно, Конрад еще совсем щенком был. Он, Конрад, я имею в виду, а не дядя Паша, очень скучал, когда бабушка уезжала, и всегда выл. Тогда тетя Настя еще была жива, и они с дядей Пашей какое-то время жили на даче. Вот он и начал Конрада подкармливать всякими вкусностями, когда тот выл, и давал команду «Пой!». Мы еще так смеялись, когда Конрад научился выть по команде. Но ведь прошло лет десять, не меньше. Как же он не забыл до сих пор, а?

- Бывает, - пожал плечами Никита. – Если собака хорошая, она всю жизнь команды помнит, которым ее в детстве научили. Даже если много лет прошло. У нас была на заставе овчарка Лада, ее один боец научил по команде «Кури!» вытаскивать зубами сигарету из пачки. Потом он дембельнулся, собака осталась. Когда она стала старая, ее один прапор себе забрал. Я уже в другом месте служил, а на ту заставу по делу приехал, зашел к Михалычу в гости. Сидим, водочку пьем, он мне пачку протягивает: «Кури!». Вдруг Ладка вылезает из-под стола, пачку у него выхватывает, достает сигарету и сидит с ней в зубах, как будто ждет, когда ей прикурить дадут. Михалыч так и упал – он бойца этого не застал и не знал, что Ладка такой фокус умеет делать. Так что тут как раз ничего странного нет. Странно другое. Кто же это Конраду командовал петь на бабушкином юбилее? Алексей был вместе с нами в доме. Да и все остальные тоже. Хотя… - Никита взволнованно заходил по комнату взад-вперед, едва не отдавив Конраду лапу. – Он ведь прекрасно мог записать команду, к примеру, на диктофон и спрятать его рядом с будкой. Или в будке.

- А кто его включил, по-твоему? – Света присела на диван рядом с Машей, которая смотрела на них восторженно блестящими глазами. Она уже вытащила из сумки пакет с мармеладом и поедала зеленого зайца.

- Может, дистанционно, есть такие, с пультиком. Но скорее всего, просто рассчитал, сколько на кассете надо пустого места оставить.

- Тогда он мог и колокольный звон на кассету записать. Помнишь, он очень тихо звучал, за ветром едва слышно было.

Никита посмотрел на Машу, которая даже рот от внимания приоткрыла, забыв про мармелад, и потащил Свету на кухню. Девочка протестующе завопила, Конрад тоже недовольно заворчал, но на них просто не обратили внимания.

- Знаешь что получается? – Света села на табуретку и начала расстегивать полусапожки. – Что Маринка с ним заодно.

- Почему?

- А откуда, по-твоему, он узнал, что Конрад умеет «петь» по команде? Кто ему мог сказать?

- Да кто угодно, - возразил Никита. – Как ты себе это представляешь? Приходит себе Леша домой и говорит: так и так, дорогая жена, твоя невестка - или кем там она ей приходится? - от меня немножечко забеременела, надо ее убрать по-тихому, чтобы не мешалась.

- Вот уж не знаю, Кит, но кто угодно ему сказать не мог. Потому что этот кто угодно сразу бы обо всем вспомнил, как только Конрад завыл.

- Та же самая Марина ему могла об этом просто так рассказать. Давным давно. Равно как и семейную легенду о колоколах, свечах и умирающих потаскухах. А он мог запомнить и использовать. Ладно, не суть важно. Главное, становится поменьше мистики. Ты же знаешь, не люблю я это. Свечи еще…

Света в задумчивости кусала ноготь, что-то вспоминая.

- Я могу ошибиться, - неуверенно начала она, морща лоб. – У бабушки была такая книжка, атеистическая. Не помню, как называется, толстая, в оранжевом переплете. Дедушка ее потом выкинул, а бабушка страшно ругалась, потому что положила в нее сто рублей. Так вот, я ее как-то в детстве листала, и там было что-то про огонь, который на Пасху сам зажигается в Иерусалиме.